The "Priest" They Called Him
Его прозвали "Священником"
"Fight tuberculosis, folks." Christmas Eve, an old junkie selling Christmas seals onNorth Park Street. The "Priest," they called him. "Fight tuberculosis, folks."
"Дадим бой туберкулезу, ребята". Сочельник, старый торчок продает рождественские марки на Норт-Парк-стрит. Его прозвали Священником. "Дадим бой туберкулезу, ребята".
People hurried by, gray shadows on a distant wall. It was getting late and no money to score. He turned into a side street and the lake wind hit him like a knife. Cab stop just ahead under a streetlight.
Люди спешили мимо — серые тени на далекой стене. Уже темнело, а выручки никакой. Он завернул в соседний переулок, и ветер с озера ударил его под дых, как нож. Возле ближайшего фонаря останавливается такси.
Boy got out with a suitcase. Thin kid in prep school clothes, familiar face, the Priest told himself, watching from the doorway. "Reminds me of something a long time ago." The boy, there, with his overcoat unbuttoned, reaching into his pants pocket for the cab fare.
Наружу выбирается паренек с чемоданом. Худенький мальчонка, в форме учащегося частной школы, знакомое лицо, подумал Священник, наблюдая за ним из прохода. "Напоминает о чем-то давнем". Мальчик, в расстегнутом пальто, сует руку в карман брюк — расплатиться за такси.
The cab drove away and turned the corner. The boy went inside a building. "Hmm, yes, maybe" — the suitcase was there in the doorway. The boy nowhere in sight. Gone to get the keys, most likely, have to move fast. He picked up the suitcase and started for the corner. Made it. Glanced down at the case. It didn't look like the case the boy had, or any boy would have. The Priest couldn't put his finger on what was so old about the case. Old and dirty, poor quality leather, and heavy. Better see what's inside.
Такси отъехало, затем завернуло за угол. Мальчик вошел в здание. "Хм, а что, если..." — чемодан так и стоит в дверях. Мальчика не видать. Наверное, за ключами пошел. Действовать надо быстро. Он схватил чемодан и направился к повороту. Вышел за угол. Мельком оглядел чемодан. Непохоже, чтобы это был чемодан того мальчика; у мальчиков вообще таких обычно не бывает. Священник не мог понять, почему именно чемодан казался таким старым. Старый и грязный, дешевая кожа, и вдобавок тяжелый. Надо глянуть, что там внутри.
He turned into Lincoln Park, found an empty place and opened the case. Two severed human legs that belonged to young man with dark skin. Shiny black leg hairs glittered in the dim streetlight. The legs had been forced into the case and he had to use his knee on the back of the case to shove them out. "Legs, yet," he said, and walked quickly away with the case.
Он завернул в Линкольн-парк, нашел местечко потише и раскрыл чемодан. Две отрубленные человеческие ноги, принадлежавшие, видно, молодому чернокожему парню. Гладкие черные волоски поблескивали в тусклом свете уличных фонарей. Ноги были старательно втиснуты в чемодан; ему пришлось ударить коленом по заднику, чтобы они вывалились. "Ноги, значит", сказал он и быстро зашагал к выходу, с чемоданом в руке.
Might bring a few dollars to score. The buyer sniffed suspiciously. "Kind of a funny smell about it." "It's just Mexican leather." "Well, some joker didn't cure it." The buyer looked at the case with cold disfavor.
Может, и удастся выручить несколько баксов. Покупатель принюхался с подозрением. "Странно пахнет как-то". "Это просто мексиканская кожа". "Какой-то придурок ее нормально не обработал". Покупатель посмотрел на чемодан с ледяным неодобрением.
"Not even right sure he killed it, whatever it is. Three is the best I can do and it hurts. But since this is Christmas and you're the Priest..." he slipped three bills under the table into the Priest's dirty hand. The Priest faded into the street shadows, seedy and furtive. Three cents didn't buy a bag, nothing less than a nickel. Say, remember that old Addie croaker told me not to come back unless I paid him the three cents I owe him. Yeah, isn't that a fruit for ya, blow your stack about three lousy cents. The doctor was not pleased to see him.
"Уж не знаю, чем он его обрабатывал, но он явно вот-вот развалится. Трешку могу дать, но учти, и это слишком много. Но раз уж сегодня Рождество, а ты у нас Священник..." Сунув руку под стол, он пихает три долларовые бумажки в грязную руку Священника. Священник растворяется в уличных тенях, потрепанный и неприметный. На трешку ничего не возьмешь, надо добить хотя бы до пятерки. Да и потом этот старый хрыч Эдди велел не приходить, пока не верну трешку, которую я ему задолжал. Да, фрукт тот еще, из-за трешки какой-то так кипишевать. Доктор был ему не очень-то рад.
"Now, what do you WANT? I TOLD you!" The Priest laid three bills on the table. The doctor put the money in his pocket and started to scream. "I've had TROUBLES! PEOPLE have been around! I may lose my LICENSE!" The Priest just sat there, eyes, old and heavy with years of junk, on the doctor's face. "I can't write you a prescription." The doctor jerked open a drawer and slid an ampule across the table. "That's all I have in the OFFICE!" The doctor stood up. "Take it and GET OUT!" he screamed, hysterical. The Priest's expression did not change.
"И чего же тебе НАДО? Я же тебе ГОВОРИЛ!" Священник молча выложил на стол три банкноты. Доктор сунул деньги в карман и заорал: "У меня ПРОБЛЕМЫ! Ко мне ПРИХОДИЛИ! У меня ЛИЦЕНЗИЮ отнимут!" Священник сидел, не сводя с доктора своих старых, тяжелых от долгих лет торча глаз. "Я не могу выписать тебе рецепт". Доктор выдернул из стола выдвижной ящик и швырнул через стол ампулу с лекарством. "Больше у меня В ОФИСЕ ничего нет!" Он встал. "Бери и ПРОВАЛИВАЙ!", завопил он, почти в истерике. Лицо Священника даже не дрогнуло.
The doctor added in quieter tones, "After all, I'm a professional man, and I shouldn't be bothered by people like you." "Is that all you have for me? One lousy quarter G? Couldn't you lend me a nickel...?" "Get out, get out, I'll call the police I tell you." "All right, doctor, I'm going." Of course it was cold and far to walk, rooming house, a shabby street, room on the top floor. "These stairs," coughed the Priest there, pulling himself up along the bannister. He went into the bathroom, yellow wall panels, toilet dripping, and got his works from under the washbasin. Wrapped in brown paper, back to his room, get every drop in the dropper.
"Я, в конце концов, профессионал, — добавил доктор уже более спокойным тоном, — и проблемы таких, как ты — не мое дело". "Больше ничего нет? Всего одна сраная четвертинка? Ты бы не мог занять мне пятерку?.." "Выкатывайся, выкатывайся или я полицию вызову, слышишь?" "Ладно, доктор, уже ухожу". Идти, конечно, было далеко и холодно, меблирашка на убогой грязной улочке, комната на верхнем этаже. "Ох уж эти ступеньки", прохрипел Священник, ухватившись за перила. Он прошел в ванную — желтые стены, подтекающий унитаз, и вытащил из-под ванны свое хозяйство, завернутое в коричневую бумагу. Вернулся в комнату, собрал в шприц каждую капельку.
He rolled up his sleeve. Then he heard a groan from next door, room eighteen. The Mexican kid lived there, the Priest had passed him on the stairs and saw the kid was hooked, but he never spoke, because he didn't want any juvenile connections, bad news in any language. The Priest had had enough bad news in his life.
Он закатал рукав. И тут из соседней комнаты, номер 18, послышался стон. Там жил мексиканский парнишка, Священник иногда сталкивался с ним на лестнице, он слышал, что мальчишка тоже торчит, но никогда с ним не разговаривал, еще ему не хватало с малолетками связываться, ничего хорошего из этого не выйдет. А хорошего в жизни Священника и без того было не то что бы много.
He heard the groan again, a groan he could feel, no mistaking that groan and what it meant. "Maybe he had an accident or something. In any case, I can't enjoy my priestly medications with that sound coming through the wall." Thin walls you understand. The Priest put down his dropper, cold hall, and knocked on the door of room eighteen.
Он снова услышал стон; он ПОЧУВСТВОВАЛ этот стон, он хорошо знал, что этот стон означает и узнал бы его из тысячи. "Может, он в аварию какую попал. Как бы то ни было, а я не могу тут священнодействовать, когда за стеной такое". Стены тонкие, понимаете ли. Священник отложил шприц, холодный коридор, и вот он уже стучится в дверь номера 18.
"Quien es?" "It's the Preist, kid, I live next door." He could hear someone hobbling across the floor.
"Quien es?" "Это Священник, малыш, я в соседней комнате живу". Он услышал, как кто-то ковыляет к двери.
A bolt slid. The boy stood there in his underwear shorts, eyes black with pain. He started to fall. The Priest helped him over to the bed. "What's wrong, son?" "It's my legs, senor, cramps, and now I am without medicine." The Priest could see the cramps, like knots of wood there in the young legs, dark shiny black leg hairs.
Отодвинулся засов. Мальчк стоял на пороге в одних трусах, глаза черные от боли. Он пошатнулся и едва не упал. Священник помог ему доползти до постели. "Что стряслось, сынок?" "Это мои ноги, сеньор. Судороги. А лекарства у меня сейчас нет". Священник видел, как его сводит судорогами — ноги, будто узловатые ветви дерева, блестящие черные волоски.
"A few years ago I damaged myself in a bicycle race, it was then that the cramps started." And now he has the leg cramps back with compound junk interest. The old Priest stood there, feeling the boy groan. He inclined his head as if in prayer, went back and got his dropper. "It's just a quarter G, kid." "I do not require much, senor."
"Несколько лет назад я попал в аварию на велогонках, с тех пор и судороги". А теперь к судорогам добавилась еще и зависимость. Старый Священник стоял у постели, чувствуя, как стоны мальчика пронзают его насквозь. Он склонил голову, словно в молитве; вернулся к себе и взял шприц. "Тут всего четверть грамма, малыш". "Да мне много и не надо, сеньор".
The boy was sleeping when the Priest left room eighteen. He went back to his room and sat down on the bed. Then it hit him like heavy silent snow. All the gray junk yesterdays. He sat there received the immaculate fix. And since he was himself a priest, there was no need to call one.
Когда Священник выходил из комнаты 18, мальчик спал. Священник вернулся к себе и сел на постель. Вдруг что-то ударило его, накрыло, как тяжелый безмолвный снег. Все эти серые торчковые будни... Он сидел на кровати, и его накрывал окончательный, абсолютный приход. И, поскольку он сам был Священником, звать священника не было нужды.